лагерь

Не смотря на то, что ещё  не скрылось предзакатное солнце и его лучи ещё освящали мягким светом землю, тут уже была полнейшая и кромешная тьма.  Густой хвойник скрывал эту часть территории от прямых солнечных лучей, пропуская лишь редкие просветы через сомкнутые ветви деревьев. Тут всегда было мрачно, холодно и  даже как-то не по себе, слишком длинные и угловатые тени, что будто бы тут оживали, гулявший среди деревьев завывающий  ветер добавлял незабываемых ощущений.
Это место -   точно зеркало, оно прекрасно отражало всю суть Сумрачных котов и Сумрачного племени. И пускай не каждый проникнется очарованием данного места, но истинные ценители  мрачных и жутковатых локаций уж точно заценят.
Гончий помнил как впервые сюда попал, ещё в ученичестве, когда наставник первым делом показывал прилегающие к лагерю территории, посчитав нужным сначала сводить  впечатлительного оруженосца  именно в Хвойник. И эта густая мгла обволокла  его полностью, он будто бы потонул в ней, захлёбываясь и чувствуя, как чьи-то мрачные лапы смыкаются на горле. 
В него это место вселяло ужас.
Теперь же он видел в нём  успокоение.  Здесь так тихо и лишь ленивое уханье совы нарушало это величественное молчание, так легко в этой мгле  затеряться и слиться с тенями, оставшись  наедине со своими демонами.  К слову, о демонах...
Гончий поводит ушами, пытаясь уловить малейшие шорохи и звуки, а так же втягивая воздух через нос,  слегка настораживаясь и поворачивая голову  в сторону ближайших ежевичных кустов.
Там.
Тихой поступью, не спеша  воин крадущимися движениями подбирался ближе к ещё пока ничего не подозревающей будущей жертве.  Охотничья стойка, за столько времени и доведенная почти до автоматизма, уши прижатые плотно к голове и полная готовность сделать роковой прыжок. Казалось, всё застыло  в мгновение ока, даже время замерло не двигаясь ни на секунду дальше.  Будто бы  в замедленной съёмке: мощный толчок  задних лап отрывает воителя от земли на кроткое мгновение пока  тот не приземляется.

Отредактировано Гончий (2021-04-08 10:57:59)

гниль

Запах хвои  расслаблял,   развеивая мысли по ветру и та тяжесть, что скопилась внутри  медленно, тягуче, уходила прочь.
Это место будто вдыхало в него новую жизнь, возвращая силы и вдохновляя двигаться дальше.  Мрачные тени обнимали его, как будто смыкая в материнских объятьях.
Они были роднее, теплее, чем кто-либо мог представить.
Во мраке хранятся самые страшные тайны,  все эмоции и переживания и потому  ему была близка  та мгла, что подобно  теням на высоких деревьях,  скрывала всё глубоко  внутри, не давая  шальному лучу солнца проникнуть в эту  мрачную обитель.
Вот и подобно самой мрачной тени, Гончий  проскользает вглубь леса, оставляя всё позади и лишь оставляя холодным рассудок, он мчится к тому месту, где  оставил   свою добычу.  Где-то в сердце самого хвойника, закопанная и присыпанная  иголками и мягким мхом, таилась  давно отдавшая душу Звёздным предкам белка.
Именно по её душу  воин и вернулся сюда обратно.

Можно было бы и оставить эту несчастную, но  не зря ведь была отдана жизнь маленького зверька. Она послужит во благо, накормит нуждающихся и это будет  значительным вкладом.

Гончий верил, что  всё  движется по кругу  и когда-нибудь  он тоже отдаст жизнь этому  круговороту и всё станет на свои места, уравновесив   и привнося свой баланс.   Его это не пугало и не страшило, было лишь какое-то странное чувство, будто это неизменно и нет смысла  переживать о том, что мы не сможем  избежать.
Смерть всегда настигает нас в неожиданный момент, она не приходит по расписанию или  графику.
Ты никогда не сможешь к ней подготовиться, подгадать время или смириться. К этой мысли можно лишь привыкнуть, к тем смутным чувствам, что вызывают они в тебе. Принять их, но ...

.. ты никогда не будешь готов отдать свою жизнь.

Что бы не произошло, как бы сильно не разочаровавшись во всем, ты никогда не будешь готов закончить на этом моменте.  И это подбивает делать больше, надрываться и  в итоге, стараться добиться того, что бы по завершению твоего круга жизни, тебя  вспоминали  за всё то, что ты успел привнести в этот отведенный тебе отрезок времени.

Гончий хотел  сделать настолько многое, что бы потом, когда придёт его время, не было чувство опустошения, будто бы всё было зря и ты ничего не успел, не совершил, не привнёс. 
Его было жизненно необходимо чувствовать себя всегда  при деле,  а если и отдаваться чему-то, тогда уж по-полной. Для него жизнь была постоянной гонкой, где кто-то сходит с трассы, а кто-то продолжает  гнаться за своим ориентиром.

Нет финишной черты, нет приза и нет победителя.

главная поляна

начало игры.

иду по снегу, он хрустит / а может мои кости я так замерзла на морозе, можно к тебе в гости?

не прячь глаза, я уже знаю, мне всё надоело и мое сердце безразлично тлело

---

Затерявшись средь пышноцветных папоротников и запаха болотной сырости, она, тень бледноликая, кошачьей поступью приминает настил из иссохших иголок, царапает торчащие рёбра о переломанные ветви зелёных гигантов, прячется — острый взор сушенной травы бросается куда-то за пределы привычного темнолесья, колит, прощупывает, ищет незваного гостя, которого эти земли принять не готовы. Мыльнолапка боязливо оборачивается через светлое плечо, дергает ухом, прислушивается, сердцем вымаливая предков подослать к ней подмогу и, стиснув зубы покрепче, до хруста, проскальзывает сверкающей змеёй близ зарослей водяники.

Запрет на свободу выламывает волнением тонкие запястья, избыток приключений бьет назойливой птицей прямиком по бледным вискам. Зеленоглазая кошка прерывисто выдыхает, затаившись в полуголых ветвях и талых сугробах, ловит взглядом кудрявого незнакомца, нервничает — законы велят прогонять чужаков с территорий, а ей страшно, противно и чуждо взрезать чужое тело и сердце за просто так, словно кто-то взаправду собрался совершить величайшее злодеяние на этой святой земле. Мнётся, сомневается, а он и не видит, как она крепко-крепко уши жмёт к голове, с испугом глядит на рвущего глотку кота, мысленно умоляя поскорее заткнуться; предки, за что ей это всё.

Мыльнолапка выскакивает из своего убежища как по щелчку, накрывает чужака быстрокрылой горлицей, давит к земле, светлым крылом-плечом проводя по рыжей щеке — опускается ниже, перекрывая поцелованному солнцем доступ к кислороду, шепчет на самое ушко, — тише.

Выбор был сделан ещё до того, как морозный ветер принёс за собой слабый запах незнакомца — сделан сердцем мягким, податливым, плаксивым. Ученица приподнимается, глядит почти-что-ровесника со своих хрустальных высот, выискивает средь отблесков рассветного солнца крупицы чужого рассудка. Если он перестанет делать всякие глупости, им двоим станет от этого только лучше — она проводит его до границы и они разойдутся, без лишнего шума, спокойно.

— Пожалуйста, не шуми, — просит негромко, пытаясь придать своей отточенной вежливости хоть долю серьезности, — Я не причиню тебе вреда, прошу, давай без глупостей.

Отстраняется, пряча за спешкой неуёмную дрожь в светлых лапах — следит, как вырастает чужая фигура; какая же я жабоголовая. Бродяги, одиночки, подлецы и преступники, их взашей нужно гнать с этих топких земель, а не ласково класть на мягкие щепки, ибо за спутанной шерстью нет ничего, кроме опасности да гноя беззакония. У Мыльнолапки колит что-то в районе грудной клетки от собственного волнения, а нос щекочет запах сухого сена, кустов ежевики и чего-то ещё, неестественного.

— Кхм, — сглатывает лишнюю слюну, выпрямляя серебристую спину, — Кто ты такой и что забыл на территории племени Теней?

Подпись автора

прикосновенье ладоней, стук сердец в неловком молчанье
шорох песчинок времени в небесных строгих часах

Наследница болотных низин сконфуженно отводит выцветшую зелень куда-то в сторону, прячет подальше взгляд в нелепой привычке, слишком отчётливо ощущая на себе эти вспышки любопытного золота; зарывается тонкими коготками в землю поглубже, посильнее, словно бы это взаправду помогло устоять на лапах. Чужое смущение вернется к ней в троекратном объеме, опаляя бледные щеки багрянцем расцветших маков, покусывая острые ушки — так, что захочется вычесаться о душистую кору, с головой окунуться в холод лесного ручья, только б прогнать этот странный жар. Торопливо разминая острые плечи, девочка нерешительно взглянет на кудрявого чужеземца.

Бахвалится, мерцает в сиреневых тенях озорной улыбкой, говорит какими-то загадками. Мыльнолапка чуть хмурит тонкие брови, искренне не понимая чужого спокойствия на занятых землях, чуть клонит голову; отчаянно старается сохранить хоть какое-то лицо, достойное истинной сумеречной кошки — но совсем забывается под блеском чужого дружелюбия, в конце концов выдав тихий смешок на чужое заявление.

— Почти, — улыбнется мягко, взмахнув серебристым хвостом, — Это где обитают большие и сильные коты, защищающие друг друга и свои земли. Моё племя, на чьей территории ты сейчас и находишься, — делает паузу, вопросительно глядя на котика, — Разве ты не чувствовал запаха, когда шел сюда?

Ученица цепляется внимательным взором за спутанную шерсть, тянется зеленеющей линией вдоль крупного тела, оценивает, всё еще не понимая, что именно так её в нём смущает; удивленно дёргает ушками, когда осознание шустрым муравьем закрадывается прямичком в светлую голову. Ну конечно, — всколыхнется мысль. Рябчик никогда не был покрыт колтунами, у него просто шерсть диковинная. Диковинная настолько, что почти смогла скрыть эту чрезмерную ухоженность. И на сердце вдруг в миг стало легче.

— Меня зовут Мыльнолапка, — запоздало отвечает она, глядя на кота с куда уже меньшей тревогой, задумывается, — А что такое сады?

Подпись автора

прикосновенье ладоней, стук сердец в неловком молчанье
шорох песчинок времени в небесных строгих часах

Белокурая девочка приподнимает бровь в немом непонимании, растерянно клонит голову, внимательно вглядываясь в отсветы солнцеликого янтаря — шутит? Оборачивается, светлой линией аккурат бросаясь по лесным массивам, приглядывается, словно взаправду впервые встречает изумрудное мерцание душистой ели, мягкий настил позолоченных трав, цветки грушанки. После вновь обращает внимание на проходимца, замечает подозрительное сокращение дистанции, пропуская сердца удар; тонкую шею обожжет чужое дыхание, пустит мурашки по хрустальному стану — ей щеки кольнет румянец, она рефлекторно отодвинется.

— Под тенью колючих ветвей прохладно и хорошо, — размеренно молвит она, добавляет добродушную усмешку, — Понимаю, ты ведь совсем-совсем не знаешь этих мест. А если бы знал, то тоже их полюбил.

Воспитанница болотных краёв взмахивает серебристым хвостом, чувствуя, как смущение вновь заволакивает рассудок мутной дымкой, выбивает из-под лап привычную почву — чуть опускает ушки, скосив взгляд в сторону, теряется, совершенно не понимая, как реагировать на такого рода высказывания. Слышать в свой адрес что-то подобное было излишне ново, почти неправильно — он её с кем-то спутал? — настолько, что лапы от волнения начинало колоть фантомами иглами. Впрочем, было в этих незнакомых словах и что-то такое, из-за чего на душе становилось чуточку теплее.

— Что? — распахивает яркие глаза в неподдельном изумлении, — Домашние умеют выращивать деревья?

Великие предки, да что они вообще тогда знают об это жизни? Их целители лапы стирают в кровь, отчаянно стараясь заполучить полумертвые ростки таинственных трав, а домашние, значит, обрели такие знания, что способны из ниоткуда воссоздавать лесных гигантов? И ведь около домов!

— Стой, подожди, — ещё одно незнакомое слово, — А дома что такое?

Присаживается, крепко-крепко обвив хвостом исхудалые лапы, с искренним интересом вглядывается в силуэт напротив, гадая, сколько же ещё сокровенного и любопытного может таиться за копной рыже-белых завихрений. Признаться, за разговором ученица окончательно позабыла и про осторожность, и про риск возникновения третьих лиц в их импровизированном дуэте.

— Страшны? — посмеивается, — Нет, это не совсем про племенных котов. Все очень разные. Просто кто-то более опасен, а кто-то менее, — аккуратно мурлыкнет, — Мы защищаем земли от других племён. А ещё от бродячих котов, которые заходят на наши территории и крадут дичь, — делает паузу, шутливо продолжив, — Ты ведь ничего не крал?

Подпись автора

прикосновенье ладоней, стук сердец в неловком молчанье
шорох песчинок времени в небесных строгих часах

— У тебя такое чувство возникло из-за того, что я на тебя из тех кустарников поглядывала, — улыбается, неторопливо ведя плечом — А так только птицы да звери, не стоит их бояться.

Прохладный ветерок мягко раскачивает медные кудри, щекочет чужую шею лёгким прикосновением, приветствует гостя — наследница широколистных папоротников неосознанно клонит голову, зоркой зеленью созерцает всё это несоответствие привычному укладу вещей, беззлобно, с любопытством. Рябчик, кажется, совершенно не вписывался в лесные реалии: и тело его к сырости хвойного леса неподготовленно, сердце мягко излишне, он тут совершенно чужой, лишь проходимец случайный, не более. И, странно, прогонять его совсем не хотелось.

— Совсем запутал! — девочка добродушно смеется, забывая об осторожности в наигранном возмущении — после осторожно клонится ближе, заявляя уже лишних сомнений, — Ты ведь и сам домашний.

Мыльнолапка глядит на него заискивающе, с легкой усмешкой, словно юнец ей сейчас крайне красивые сказки за правду выдать пытается, а она и поверит искренне, как если бы сами предки об этом вещали — почти.

— Хочешь сказать, что тоже такое умеешь?

И либо между ними возникло некое недопонимание, либо добродушный юнец действительно попытался еловые веточки аккурат на светлые ушки повесить; но в последнее, говоря откровенно, верилось с непосильным трудом — больно мягок был взор этих отсветов светлого мёда.

Рябчик заботливо поведает ей значение столь загадочного слова, но девочка лишь поникнет на миг, путаясь в собственных сомнениях касательно верного ответа — говорить наверняка не так просто, когда сознание только-только начинает собирать внятный образ из обрывков брошенных фраз.

— Дом... — задумчиво хмурит тонкие брови, устремляя взор куда-то в пустоту, — Если подумать, то наш лагерь — мой дом. Он не совсем такой, как ты описал, и там нет никаких домашних, — чуть более уверенно, — Но, в каком-то смысле... да, у меня есть такое место.

Кратко выдыхает, сталкиваясь с сиянием заинтересованного янтаря. 
Немо радуется возможности поделиться и своей крупицей опыта.

— Племени всего четыре, но котов столько, что всех и не пересчитать, — ... — Когда на небо выкатывается полная луна, мы собираемся на полуострове советов, чтобы обменяться последними новостями — и места на нём остаётся так мало, что протолкнуться почти невозможно, — растягивает уголки губ, припоминая, как однажды из-за этой беды ей посчастливилось познакомиться с чёрно-белым воспитанником грозовых лесов, — Знаешь, ведь и половины от каждого племени не приходит. Вот так много.

Пушит светлую грудку, надеясь, что домашний гость сможет хотя бы примерно представить себе величие лесных племён — сталкивается с ещё большим скопом вопросов, пораженная неиссякаемостью чужого интереса.

— Ой, — почти удивляется, с трудом представляя, как будет объяснять чужаку те истины, которые сама впитала ещё с молоком матери, — Если мы не будем защищать свои земли, то нам будет нечем кормить котят, королев и старейшин, а сами воины исхудают и ослабнут, из-за чего в опасности окажется всё племя целиком. Кроме того, запасы дичи не бесконечны — мы беречь то, что даруют нам наши предки.

Признаться, Мыльнолапка даже мимолётом жалеет, что Крушины сейчас нет рядом; мыслить о подобном было постыдно априори, но отчего-то девочке искренне хотелось верить в то, что прямо в эту секунду на дымчатой морде должна была бы растянуться улыбка, что мерцает слепящей гордостью — столь понятным и точным казался собственный ответ.

После вдруг встрепенётся.

— Хочешь, я провожу тебя? — поднимается, легким взмахом хвоста указывая куда-то в сторону; мягко молвит, — А ты мне ещё немножко расскажешь о своём доме.

Подпись автора

прикосновенье ладоней, стук сердец в неловком молчанье
шорох песчинок времени в небесных строгих часах