Ныли лапы и косточки в хребте — непосильны эти гонки, но только они и спасают с тех пор, как в лагере нет дома, скоро разлягутся грозовые земли скотомогильником, такова воля звёзд.

«Уходи на покой, Сухостой» — молодые, шутливые, вам всё легко, но и вам придёт старость, и прямые дороги извратятся и обратятся вспять. Закидывайте ежевикой — смертью-то всё равно воняет, и вы принуждаете тёплых, дышащих, к упокоению, назначаете в могильщики — как жестоко! Хоть следом пока не толкают.
Одно желание: прожить ещё лун сто тихо-бедно — и то пресекают, травят, как не родные, чужим — всё и ничего — своим, такова природа широких сердец, не умеющих прозреть чётко.

Прошелестеть через главную поляну с оглядкой на палатку оруженосцев — вроде все на тренировках, а оттуда прям разит моложавым нервяком. Оно и ясно: там лебёдушка чахнет, пенится.

Рассветный отпрыск — шипит, хохлится, но эта змейка без клыков, Песнь с ним пляшет как хочет, в назидание другим, хороша киса, белой шёрсткой — в отхожее место. Рассвет — скала, не пройдёшь-не обойдёшь, хватает здесь таких, додельных, а ходим, хвостами землю подметаем, смотрим, как бы туча грозой не разверзлась, ручное племя — а нам не стыдно, даже если видно.

— Песнь Звёзд так странно расходует свои силы: толковые коты простаивают в лагере без дела, а на болезных давят, благо хоть душку Рябину не заставляют в лес бегать. Но ей оттуда виднее, и ловлей блох что-нибудь да натренируется.

Отредактировано Сухостой (2021-05-03 15:21:19)

Невзначай Сухостой чуть углубилась в палатку, не желая сидеть на голой земле — палые листья хоть не моховая подстилка, а всё получше, — будто бы заинтересованная плодами трудов Лебединого. Кажется, внутри всё так же тесно — так и не догадались расшириться, — но Сухостой от этого никогда не страдала, она мало выросла со времён своего ученичества, к тому же ей, мерзлявой, близость к здоровой тёплой плоти была только на пользу.

— Иной раз благо, что можно палатки поклепать и шкуры почистить, лапы без дела заводят в звездоцаповы тернии.

Чего им не живётся: кормят, против шерсти не гладят, вон какая ягодка вымахала, ему бы с хихикающими ученицами в малиннике развлекаться, а всё ворчит, вредничает, ждёт чего-то, речистый — так надеется впечатлить Рассвета, раз тренировки впустую? Не наше дело, наше дело малое, и нам когда-то, совсем давно, показалось, что мышь должна сама в пасть проситься, а потом голову вправили, теперь ходим пришибленные.

— Нельзя всего обозреть, с твоей ли вершины лун, с моей ли, смотря какое иначе ты просишь. Так ли мало старается Песнь Звёзд, не изначально ли её загнали ниже всех предводителей? Тяжело постоянно ответствовать перед простыми котами, когда великие предки уже спросили с тебя — не будь их воля, она бы осталась Певуньей. — Сухостой было тепло и удобно, она вполне обосновалась, легла, подвернув под себя лапки, — верно и то, что те же предки допустили гибель Полевой Звезды, да в таком незавидном месте — у гнилья. Вот это уже не разборки с задирами и злословниками, страшно, если звёзды к тебе приглядываются... трогают, как наст, или как сытый кот — мышиный хвостик.

Лебединый — нравится. Заскучавший котёнок, его не затягивает игра в веточки, злится — ему не дают пострадать за правду. А всё-таки Песнь его зря жалеет — послала бы отбросы двуногих разгребать, вот где мученичество вылизанной шёрстки.

Отредактировано Сухостой (2021-05-03 15:23:12)

Ей завидно на Лебединого, на уверенность и молодцеватую силу, в нём торжествующие, и злая радость истины — "всё пройдет", — не облегчает, её никогда не было достаточно, вид упадка, бедности, главное что — оскорблённой гордости — действеннее, и если они против тебя, ты желаешь им поражения, и если за тебя — поражения конечного, чтобы только цвело болото.

Смотрит серьёзно, пристально — вот всегда так, кажется, они и на жабу готовы в упор зырить, словно та жаба готова их понять. Сухостой их будто не понимает и наивно не отвечает взаимностью, смотрит поверх, в сторону, блуждает мысль, блуждает взгляд, и никогда — косо, остро, умно, нет мысли, плоско заглянет в глаза — и в отражении видь, что пожелаешь.

— Твоя правда, Лебединый, — улыбается, — радость, что молодое поколение такое... — словно высматривает слово в плетени, — волевое. Обычаи, предки — выбросить, забросать землёй. Я могу шутить, а ты — ты не шути, не унижайся.

И посмеяться бы, хоть улыбнуться, да обидится.
Кажется, говорит из сердца, в сердце выношено и на сердце ношей давит — ведь как смотрит серьёзно, — но здесь молодость, простительно по незнанию — не знает, кто Сухостой, видит — что? луны? выветрелое тело? — видит, что узнаётся Небесный дуб, и дубам имя, и почёт им — выросли же, ну и что, что дубами. Ей всё равно, ей сегодня ни к спеху, а глазу всегда приятна молодость.

Правителей выбирают живые, — вторит Рассвет, и пляшет кончик хвоста, Лебединый не видел правителей, выбора и живых, но напев нужен, для себя и для других, чтобы и красный, звучный, и он не знает, почему пляшет хвост, но для Сухостой эта рябь по глади очевиднее, и ей нравится, как он смотрит то тут, то там — уже слишком колятся нервы, — будто вот-вот сам Рассвет явится и спросит за предательски торчащую веточку.

— Да-а, такой хвост жалко, — и смотрит на его хвост удовлетворительно, так охотники смотрят на приснопамятную добычу — и так западает дивный вид в тонкое сердце, — не давай трогать, даже если им хочется — а им хочется.

Раз-два-три-сколько?.. Восемь, девять лун — и никому не стыдно, никому не колет, звездоломовы лапы всем в пору. Безвкусные — и плодят безвкусие, и хотят, чтобы одно безвкусие росло.

— А меня не заставляли чинить палатки, — всё же не держится, улыбается, — можно уйти и не чинить, и они даже не развалятся.

Уведёт, там все глухие и без глаз — пусть выдохнет.

--> к зелёному холму

— В молодости мы ловили змей, выёживались друг перед другом — мышеголово, но это было что-то вроде обряда посвящения. Не знаю уж, чем сейчас забавятся — прыгают под чудищ?.. Тем лучше, предки приберут всех блажных.

Было-было, помнится-помнится, давно и не правда, не здесь и не с нами. Учитель Сухостой, кот редких талантов, среди которых поедание ежей целиком — он называл это "ежи всмятку", — думал вышколить тщедушную Сушёную так, что весь Совет ему поклонится, это было его искусство жизни, а в ней он увидел податливый материал — наверное, потому что был косой на один глаз. Для закалки он бросал её в холодную воду — заколол, колотун в сердце, — это он виноват в нервной дрожи, под раз сводящей щеку, это он воспитал в ней манеру ходить, оглядываясь — любил он напасть из засады.

Он ушёл — ему было душно в племени, и оставил Сухостой наследницей искусства "танцев" со змеями, чем, собственно, обрёк его на забвение. Она в жизни не ловила ничего страшнее ужа, что, впрочем, не мешало ей трепаться с доверенными ей оруженосцами, а теперь и с Лебединым.

— В той легенде Пастеклык провела Солнцебока, но в реальности змеи тупые и, конечно, не исполняют желания. Но на вид всё же мерзкие, а? Мы окажем племени большую услугу, если маленько их потравим по теплу, прибавим родному лесу красоты. Я подумала, ты не побоишься, хоть и маленький, да и полезнее это твоих палаток, но ты выбирай, что ближе к сердцу.

Да, снаружи недурно, и вся гадина точно выползла, затосковав по солнцу. Вспоминается что-то далёкое, давно утраченное, она смотрит перед собой долго, забыв, и, уже улыбаясь, снова на Лебединого.

— Я верну тебя Песенке, если боишься, — без издёвки, такое, наверное, незнакомо, неузнаваемо, но как умеем.

Отредактировано Сухостой (2021-05-04 00:53:36)