Птенчик чувствует, как не стихает дрожь в лапах, предвосхищая тот самый момент, когда, окрылённый осознанием своего нового статуса, он, наконец, выпорхнет на гибких длинных лапах из не единожды излазанного вдоль и поперёк лагеря, и почувствует чёрным аккуратным носом запах настоящего ветра, бушующего на открытом пространстве территории родного племени, не ограниченный ничем, кроме как низенькими кустарниками и зарослями вереска, которыми сплошь и рядом покрыта эта земля.
Птенчик чувствовал этот запах раньше — его приносили на своей шерсти воители племени, возвращаясь с патрулей и охоты, отголоски сладкого вереска чувствовались в нём, приглушённые собственным запахом воителей Ветра, этот запах чувствовался даже в шерсти каждой убитой дичи, он содержался во вкусе мяса и крови, впитался в хрящи и кости, и не было для Птенчика ничего лучше, чем почувствовать на языке этот вкус. Хотя, нет, было — у Птенчика загораются, буквально фосфоресцируют глаза, словно изнутри, будто бы звёздным светом из-под толщи голубой воды, когда он представляет себе пейзаж, который, однозначно, будет выбит у него на обратной стороне век, транслируемый подкоркой сознания, когда впервые он увидит то, что находится за пределами лагеря.
Зычный голос Полыни прокатывается по разуму Птенчика, резонируя от стенок кошачьего черепа многократным эхом, оставляя после себя глубокий гул, доносящийся словно из-под самой земли, Птенчику кажется даже, что лапы его чувствуют вибрацию от всепоглощающего голоса глашатой, словно его имя роняется с её губ тяжёлым грузом со скалы собраний прямо на землю, истоптанную тысячью лап, которая отдаёт от этого соприкосновения дрожью. Птенчику не страшно и даже не волнительно теперь — он расправляет плечи, смотрит бледными глазами прямо в глаза Полыни, тут же словно окунаясь в расплавленное озеро из драгоценного металла, берега у которого — чистый, гранённый янтарь, прозрачный, Птенчик видит в нём собственное отражение и поднимает голову, чуть задирает подбородок и улыбается уголками губ, когда слышит своё новое имя. Губы растягиваются сильнее вместе со словами Полыни о том, что она лично займётся обучением Птенца, и он твёрдо шагает к ней навстречу, чеканя шаг, задирает голову вверх, мимолётно, почти невесомо касается носом носа Полыни.
В лапах бурлит энергия, в крови бушует эйфория, племя скандирует имя Птенца, а Полынь кивает головой в сторону выхода из лагеря, бросая краткое за мной. Птенец послушен — он догоняет на своих длинных лапах большую кошку в два длинных прыжка, равняется с ней, невольно копируя аллюр глашатой, переставляя поочерёдно диагонально противоположные конечности, чувствуя, как вздымаются тощие острые лопатки на его юношеском хребте. Он держится чуть поодаль, с непривычки даже слегка отстаёт от бронзово-смольной крепкой наставницы, по правде говоря, даже не смотря на дорогу перед собой — бледный взгляд устремлён на холмистое пространство территории племени Ветра, на заросшую плотным слоем суховатой травы землю, на возвышающиеся над ней заросли облетевшего вереска и осоки и пронзительно голубое небо, почти безоблачное, не скрывающее от двух котов ещё пока не греющее яркое солнце. Это же Птенец говорит вслух — отвечает Полыни, смотрит на старшую кошку широко открытыми глазами, сбивая в некоторых местах рассказ, сумбурно прерываясь, но неизменно продолжает с энтузиазмом подробно рассказывать наставнице о прогалинах и снеге, лежавшем всё ещё в некоторых местах, говорит о небольшом ручье, спускавшемся вниз по холму прямо с начавшего таять сугроба. Он не уверен даже, слышит ли она его, а ему и не нужно даже, чтобы его слушали — он и сам упивается этим зрелищем, старается запомнить каждую деталь этого пейзажа, старается отложить это воспоминание в голове, запоминает, как дрожит его голос во время длинного сбивчивого рассказа и как треплет прохладный ветер длинную бронзовую шерсть Полыни.
Дальнейшая просьба Полыни застаёт Птенца врасплох, но он закрывает глаза и с удивлением обнаруживает, что может ориентироваться здесь в кромешной темноте, что даруют зрению плотно закрытые веки — он слышит, как журчит рядом тот самый ручей, что течёт с вершины холма, дёргает правым ухом, определяя то направление, откуда идёт звук, он слышит горьковато-сладкий запах вереска, он сильнее, многограннее, вкуснее, чем в лагере, Птенец приоткрывает пасть, пропускает запахи, что приносит ветер, через чувствительное нёбо — чувствует пожухлую траву, талую воду и... Он распахивает резко глаза: — жаворонок! — он таится инстинктивно, подходит ближе к Полыни, — не вижу, но чувствую, он там, — машет хвостом в сторону, поворачивается туда всем корпусом, вглядывается в жёлто-зелёные заросли, но в упор не видит маленькой птицы, — мы сможем его поймать, Полынь?
