[status]59 Лун[/status][icon]https://i.ibb.co/c3M2DC4/12.png[/icon][sign]
Под одним зонтом
Я ставлю точку — не одиночки больше мы
Мы краски из одной палитры
Мы соль, мы Солнце, часть Вселенной[/sign]
Если бы мы умели летать
Я бы предпочел и вовсе не летать
Тяжесть обязательств тянет к земле
И о полете мне остается лишь мечтать…
Такие не подходящие. Настолько чуждые, — разделяемые огромных океаном из тысяч невысказанных фраз — что роднее и быть не может. Противоположности, уничтожающую и дарующие силу друг другу. Что произойдет раньше: уничтожение или перемирие? Ирония тонкой дымкой касается губ, настойчивость лаванды и сладость колокольчика наполняет ноздри, а невыразимые чувственные огни оседают в золотых омутах.
Трепещущий мираж, из воображаемых нитей создавший иллюзию, окутал их как одеяло. Лис медленно, почти невесомо проводит носом по пестрой шее, замирая на мгновение от трепета, шумно машущего крыльями в окаменевшем сердце. Он не смеет касаться, как и не может противостоять желанию. Еле заметное движение, но в него было вложено столько нежности, что одиночество окружающего мира стало для Лиса верной подругой. Одиночество тлеет возле обагрённой пламенем воительницы, отчего душа настойчиво шепчет:
Не о д и н о ч к и больше м ы
Внушаемая ложь, ведь после этого мгновенье растянувшегося вечностью, они вновь разойдутся — тонущие в море корабли — отчаянно цепляясь за жизнь. Одна цель, иные приоритеты и сердца, бьющиеся в унисон — токсичный яд, отравляющий организм греховной сладостью.
— Не ты судишь, — хвост касается подбородка, что небо в самую темную ночь напоминает, — то небо, что окрашено алыми сполохами грозясь перевернуть привычную смену дня и ночи, во славу которого ты живешь, открывая глаза день ото дня — призывает поднять ясные камни, заключившие в своей глубине недосягаемое солнце — и не я. — выдыхает, делясь горечью бытия, облако пара, обдавая мгновеньем тепла со вкусом крови. — Судить нас могут лишь звезды. Только они, и никто другой, наши судьи.
Склоняя голову, лесной царь, соприкасается лбом лба амазонки, пришедшей из густых обманчиво, скрывающих опасность на каждом повороте, прекрасных джунглей. Он повстречал ее на пепелище: глаза, что сияют ярче солнца, окрашенные золотом; кожаные доспехи, повествующие о дикости, живущей в ее крови; воля, что крепче стали. Жадность овладела им стоило увидеть ее такой — олицетворением непокорности. Схватить бы ее, сложив к ногам самый тонкий шелк, украсить кожу драгоценными камнями, подарить долгожданный мир… Но они оба созданы держать в руках обагрённый кровью металл, дышать пеплом, несущим привкус боли, сжигающим все внутренности.
Война — их колыбель…
Холод сегодняшнего дня уничтожен огнем двух израненных сердец, нашедших утешение друг в друге. Сожалений нет — эту тропу они избрали сами: нахально определив собственное будущее, глотая оседающую пыль пустынных дорог, упрямо делают один за другим шаг. Еще не время опустить руки, сложить оружие и преклонить колени перед самым беспощадным из всех ранее встреченных врагов — времени. А сталь жжет руку, напоминает погребальной гробнице, где сложены лучшие из лучших павших. Это твоя дань: жертва во имя неведомого будущего наполненного мечтами и надеждой.
— Ступая по выжженной земле — не оглядывайся назад. — направляет он. — Сожаления тянут ко дну тяжелым грузом. — исполин продолжает, в надежде, что Полин найдет утешение, необходимое ей сейчас. — Истинное счастье достигнув конца, сказать тем, кого ты оставила позади, что у тебя на сердце нет никаких сожалений.
«Он предвидели итог,» — не говорит, но глаза, — зеркало души — открытые как никогда раньше говорят за него. — «Ушел поскольку знал — «ты сделаешь что должна»
Какой беспредел твориться в племени Ветра? Этого Лис не мог знать наверняка, но он имел свое представление об этом воине и нынешнем предводителе. Преданность вона своему племени не должна поддаваться сомнению. Закаленный в боях вояка выкажет протест или пойдет против своего монарха лишь в одном случаи — готовый отдать свою собственную жизнь. Это не просто строчка в прожженном листе бумаге, а начало отсчета.
Мы те, кто словом жжёт холсты
Мы тени, мы ломаем стены
Завтра мы всё разрушим
Может - я, может - ты
Звучат слова, все равно что громкий хлопок дверью и звук запираемого ключом замка, сквозь толщу воды достигая сознания. На лицах вновь красуются пестрые маски: пламя и позолота ослепляет. Пару мгновений исполин смотрит, вглядываясь за скрытым скалой солнцем, и понимающе усмехается. На его маске, небрежно нанесенной кистью, насмешливая улыбка, а искусственные глаза высокомерно взирают на мир. Такой предсказуемый, что хищник тянет темно-рыжие лапы в притворном зевке. Непроходимая чаща скрывает его логово, где, помяв лапами подстилку, он ложиться, возвращаясь к своему любимейшему занятию — дремлет.
И вновь они незнакомцы, стоящие во главе своей фракцией, лишь мимолетным намеком, развлекая себя ничего незначащей беседой, заикнувшиеся о мире.
— Жизнь стала бы куда скучнее, откажись ты от нее так просто. — смесь насмешки, уважения и язвительности, рвущейся с языка. Чуть склоняет голову в сторону, смотрит на лисят, о которых зашла речь и прищурившись отвечает. — Заберу в лагерь: дичь есть дичь.
Пожимает плечами, не видя особых трудностей с этим вопросом, оттягиваем то мгновенье, неумолимо нагоняющее, когда они разойдутся по своим сторонам.
Отредактировано Лис (2021-05-12 12:20:31)
- Подпись автора
В никуда промокшие будни
Вдаль несут свой крест
Я уже не помню начала